ЖИЛЬ . Пардон?

ЛИЗА (повеселев). Это я тебя цитирую. Поскольку любое клише вызывает у тебя ярость, избитое выражение ты дополняешь таким образом, чтобы сделать его просто идиотским. Стоит кому-нибудь воскликнуть «Тихий ангел пролетел», ты всегда дополняешь: «В зоопарке много дел», или же: «И тихонько попердел».

Она смеется. Но не он.

Собственные старые шуточки его не греют.

ЖИЛЬ . Есть от чего прийти в уныние.

ЛИЗА . Да.

Разочарование Жиля вызывает у Лизы прилив веселья.

ЖИЛЬ . Неплохо вы развлекались на пару. Но стороннему человеку этот юмор нравился меньше. (Пауза) Сегодня этот сторонний человек - я.

Поняв, что она его обижает, Лиза посерьезнела.

ЖИЛЬ . Где произошел со мной несчастный случай?

Лиза поспешно отвечает:

ЛИЗА . Там.

Берет его за руку и ведет к подножью деревянной лестницы, ведущей на антресольный этаж.

ЛИЗА . Спускаясь по лестнице, ты обернулся, сделал неловкое движение, потерял равновесие и ударился затылком об эту балку.

Жиль изучает место происшествия, что не вызывает у него никаких воспоминаний. Вздыхает.

ЖИЛЬ . Наверное, напугал тебя?

ЛИЗА . Ты был без признаков жизни. (У нее дрожат руки) Когда ты обернулся, мы разговаривали. Я сказала что-то, что тебя удивило, рассмешило или… уж и не знаю что. Ты бы не упал, если бы я молчала. Я чувствую себя виноватой. Это из-за меня.

Жиль пристально на нее смотрит.

ЖИЛЬ . Как это страшно…

ЛИЗА . Что?

ЖИЛЬ . Не вспомнить.

Расчувствовавшись от этого признания, Лиза начинает рыдать. Он прижимает ее к себе, чтобы утешить. Но вместо того, чтобы разделить ее чувства, он продолжает рассуждать.

ЖИЛЬ . Я растяпа?

ЛИЗА . Нет.

ЖИЛЬ . Раньше я падал?

ЛИЗА . Никогда.

ЖИЛЬ . А ты?

ЛИЗА . Я - да. Несколько раз. Ты видишь! Я должна была быть на твоем месте. О, если бы я могла оказаться на твоем месте…

ЖИЛЬ . Ты бы чувствовала себя лучше?

ЛИЗА . Да.

Машинально продолжая утешать Лизу, он баюкает ее, гладит по голове.

ЖИЛЬ . Ну, ну… это просто несчастный случай… ты не можешь быть виноватой в несчастном случае…

Поскольку она постепенно начинает успокаиваться, он отпускает ее и садится к своему письменному столу на вертящийся стул, совершая на нем полный оборот.

ЖИЛЬ . В сущности, я стал вроде героя моих романов инспектора Джеймса Дёрти: веду расследование на месте преступления.

ЛИЗА . Преступления? Какого еще преступления?

ЖИЛЬ . Это только так говорится. Впрочем, кто знает, не произошло ли здесь, на самом деле, какого преступления?

ЛИЗА . Пожалуйста, прекрати эти игры.

ЖИЛЬ . Входя сюда, я не помнил ничего, но у меня было такое чувство, будто здесь произошло нечто серьезное. Что это было? Бред? Интуиция? Возвращение памяти?

ЛИЗА . Влияние профессии. Ты пишешь мрачные детективы. Любишь страх, подозрения и предположения, что худшее - впереди.

ЖИЛЬ . Впереди? Мне казалось, что оно уже случилось.

ЛИЗА . Стало быть, ты переменился: раньше ты всегда говорил, что нас ждет только худшее.

ЖИЛЬ . Я - пессимист?

ЛИЗА . Пессимист в мыслях. Оптимист в поступках. Ты живешь так, словно веришь в жизнь, а пишешь так, будто совсем в нее не веришь.

ЖИЛЬ . Пессимизм остается привилегией мыслящего человека.

ЛИЗА . Никто не заставляет тебя мыслить.

ЖИЛЬ . Но никто не заставляет и действовать.

Снова они вперились взглядами друг в друга. Как враги. Каждый хотел бы сказать куда больше, но не осмеливается.

ЖИЛЬ . Странная вещь амнезия. Как бы ответ на вопрос, которого не знаешь.

ЛИЗА . Какой вопрос?

ЖИЛЬ . Как раз его-то я и ищу.

Оба не двигаются. Время остановилось.

ЛИЗА . Как ты себя чувствуешь?

ЖИЛЬ . Что, что?

ЛИЗА . Как самочувствие?

ЖИЛЬ . Довольно скверное, а что?

ЛИЗА (напряжена). То, что твой интеллект, как мне кажется, сохраняет отличную форму. И мне больно видеть, как ты не имеешь доступа к памяти при столь очевидных достоинствах полемиста.

Эрик-Эммануил ШМИТТ

МАЛЫЕ СУПРУЖЕСКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

Действующие лица

ЛИЗА

ЖИЛЬ

Ночь. Квартира.

Слышен звук ключа в замке и отпирающихся задвижек.

Дверь открывается, пропуская две тени в ореоле желтоватого света из коридора.

Женщина входит в комнату, мужчина с чемоданом в руке остается позади нее, на пороге, как будто не решаясь войти.

Лиза быстро начинает зажигать один за другим все светильники, ей не терпится дать свет на место действия.

Как только квартира освещена, она распахивает руки, демонстрируя интерьер, как если бы это была декорация к спектаклю.

ЛИЗА . Ну, как?

Он отрицательно качает головой. Она обеспокоена и настаивает.

ЛИЗА . Не торопись! Сосредоточься.

Он внимательно и досконально оглядывает всю имеющуюся мебель, потом опускает голову. Вид у него несчастный и пришибленный.

ЛИЗА . Ничего?

ЖИЛЬ . Ничего.

Однако этот ответ ее не удовлетворяет. Она ставит на пол чемодан, закрывает дверь, берет его под руку и ведет до кресла.

ЖИЛЬ . Оно мне кажется несколько поизносившимся.

ЛИЗА . Я тысячу раз предлагала сменить обивку, но ты всегда отвечал: либо я, либо обойщик.

Жиль усаживается в кресло. На лице его появляется гримаса боли.

ЖИЛЬ . Тут не только обивку надо менять, пружины как будто тоже…

ЛИЗА . Пружина интеллекта.

ЖИЛЬ . Что, что?

ЛИЗА . Ты считаешь, что польза от кресла есть только тогда, когда оно неудобно. А пружину, которая в данный момент врезалась тебе в левую ягодицу, ты называешь пружиной интеллекта, уколом мысли, пиком неусыпной бдительности!

ЖИЛЬ . Кто же я: псевдоинтеллектуал или подлинный факир?

ЛИЗА . Пересядь-ка лучше к письменному столу.

Он послушно следует ее совету, но стул вызывает у него недоверие, и он предварительно кладет на него руку. Когда он садится, слышится металлический стон. Он вздыхает.

ЖИЛЬ . Имеется ли у меня теория и относительно скрипящих стульев?

ЛИЗА . Разумеется. Ты запрещаешь мне смазывать пружины маслом. Для тебя каждый скрип - сигнал тревоги. А ржавая табуретка - активный участник твоей битвы против всеобщей расслабленности.

ЖИЛЬ . Сдается мне, я оброс теориями на все случаи жизни?

ЛИЗА . Почти. Ты не выносишь, когда я навожу порядок на твоем письменном столе, и называешь первозданный хаос в своих бумагах «порядком исторического складирования». Полагаешь, что книги без пыли напоминают чтиво в зале ожидания. Считаешь, что хлебные крошки - не мусор, потому что хлеб мы употребляем в пищу. А совсем недавно уверял меня, будто крошки - это слезинки хлеба, который страдает, когда мы его режем. Отсюда вывод: диваны и кровати полны скорби. Ты никогда не заменяешь перегоревшие лампочки под тем предлогом, что в течение нескольких дней следует соблюдать траур по угасшему свету. Пятнадцать лет обучения в брачном союзе научили меня сведению всех твоих теорий к единственному, но основополагающему тезису: ничего не делай в доме!

Он улыбается мягкой, извиняющейся улыбкой.

ЖИЛЬ . Жизнь со мной - настоящий ад, верно?

Она с удивлением поворачивается к нему.

ЛИЗА . Ты меня растрогал своим вопросом.

ЖИЛЬ . И каков же будет ответ?

Она не отвечает. Поскольку он продолжает ждать, кончается тем, что она уступает с застенчивой кроткостью:

ЛИЗА . Конечно, это ад, но… определенным образом… этот ад меня устраивает.

ЖИЛЬ . Почему?

ЛИЗА . В нем тепло…

ЖИЛЬ . В аду всегда тепло.

ЛИЗА . И у меня там есть место…

ЖИЛЬ . О, мудрый Люцифер…

Умиротворенный ее признаниями, он направляет свое внимание на окружающие его предметы.

ЖИЛЬ . Странно… у меня такое чувство, словно я - новорожденный, но взрослый. Кстати, сколько дней?

ЛИЗА . Пятнадцать…

ЖИЛЬ . Уже?

ЛИЗА . А мне казалось, время течет так медленно.

ЖИЛЬ . По мне, так - стремительно. (Самому себе) Проснулся утром в больнице, рот мокрый, как будто я вышел от дантиста, по коже мурашки бегают, на голове - повязка, в черепе - тяжесть. «Что я здесь делаю? Со мной несчастный случай? Но я

Казалось бы, 30 ноября 2012 - совершенно обычный день в потоке других. Но! Теперь уже не совсем обычный, ибо можно смело записывать его в историю казнетовского блогинга. А все потому, что впервые в истории театра в Казахстане на сдачу спектакля позвали не только журналистов, и но и блогеров. И поэтому я имею возможность писать пост о спектакле, который еще широкая публика не видела – довольно странные, но весьма приятные ощущения, скажу вам. За эту необыкновенную возможность хочу сказать гигантское спасибо театру им..

Oh can"t anybody see
We"ve got a war to fight

Я, в принципе, люблю камерную сцену больше основной за интимность, за близость происходящего на сцене непосредственно к зрителю, который становится уже не просто отстраненным наблюдателем, а почти свидетелем, этаким подглядывающим в замочную скважину за чужой жизнью. Камерная сцена, я считаю, бОльший риск для актеров, нежели обычная - тут каждый штрих, каждая слезинка видна. В общем, ярче заметна победа и громче слышно поражение.

Спектакль «Малые супружеские злодеяния» обозначен как мелодрама в двух действиях, но я бы назвала немного по-другому: детективная мелодрама, потому что идет фактически расследование: что происходит сейчас, что произошло две недели назад, что происходило 15 лет подряд в совместной жизни Жиля и Лизы, героев пьесы.

Александр Багрянцев и Ольга Ландина устроили настоящий поединок на сцене, заставив забыть что это игра, настолько живым и энергоемким было происходящее. Ничего лишнего, ничего лживого, ничего, что вышло бы за грань доверия зрителя к актеру. Даже истеричные крики взбешенной женщины не были театральны!

Третьим героем на сцене выступила стена, серая кирпичная стена, молчаливый свидетель чужой жизни, хранитель секретов, то тюрьма, то убежище. Так как эта стена произвела на меня дополнительное впечатление и внесла в спектакль свои оттенки смысла, то воспользуюсь случаем и скажу художнику-постановщику Сергею Мельцеру: «Отличная находка!»

Нежно любимый мной Дмитрий Скирта еще раз доказал, что он человек невероятно талантливый и как актер, и как режиссер. Он поставил удивительную историю любви-ненависти так, что переживаешь вместе с героями, уже не особенно стесняясь своих слез в ее финале. Когда в зале включили свет, взыскательнейшая публика, состоящая из журналистов, пишуших о театре, аплодировала стоя. А уж я аплодировала громче всех, так, что у меня бы остановились новые часы!

4 декабря 2012 в театре состоится официальная премьера, куда я, к сожалению, не попадаю. Но всех, до кого смогу дотянуться, обязательно свожу на «Злодеяния». И еще: в январе Жиля будет играть сам Скирта, так что забейте бюджет на два посещения: декабрьское с Багрянцевым и январское со Скиртой.

PS. А еще я взяла автограф у Дмитрия. День был полон счастьем!

Эрик-Эммануил ШМИТТ

МАЛЫЕ СУПРУЖЕСКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

Действующие лица

ЛИЗА

ЖИЛЬ

Ночь. Квартира.

Слышен звук ключа в замке и отпирающихся задвижек.

Дверь открывается, пропуская две тени в ореоле желтоватого света из коридора.

Женщина входит в комнату, мужчина с чемоданом в руке остается позади нее, на пороге, как будто не решаясь войти.

Лиза быстро начинает зажигать один за другим все светильники, ей не терпится дать свет на место действия.

Как только квартира освещена, она распахивает руки, демонстрируя интерьер, как если бы это была декорация к спектаклю.

ЛИЗА . Ну, как?

Он отрицательно качает головой. Она обеспокоена и настаивает.

ЛИЗА . Не торопись! Сосредоточься.

Он внимательно и досконально оглядывает всю имеющуюся мебель, потом опускает голову. Вид у него несчастный и пришибленный.

ЛИЗА . Ничего?

ЖИЛЬ . Ничего.

Однако этот ответ ее не удовлетворяет. Она ставит на пол чемодан, закрывает дверь, берет его под руку и ведет до кресла.

ЖИЛЬ . Оно мне кажется несколько поизносившимся.

ЛИЗА . Я тысячу раз предлагала сменить обивку, но ты всегда отвечал: либо я, либо обойщик.

Жиль усаживается в кресло. На лице его появляется гримаса боли.

ЖИЛЬ . Тут не только обивку надо менять, пружины как будто тоже…

ЛИЗА . Пружина интеллекта.

ЖИЛЬ . Что, что?

ЛИЗА . Ты считаешь, что польза от кресла есть только тогда, когда оно неудобно. А пружину, которая в данный момент врезалась тебе в левую ягодицу, ты называешь пружиной интеллекта, уколом мысли, пиком неусыпной бдительности!

ЖИЛЬ . Кто же я: псевдоинтеллектуал или подлинный факир?

ЛИЗА . Пересядь-ка лучше к письменному столу.

Он послушно следует ее совету, но стул вызывает у него недоверие, и он предварительно кладет на него руку. Когда он садится, слышится металлический стон. Он вздыхает.

ЖИЛЬ . Имеется ли у меня теория и относительно скрипящих стульев?

ЛИЗА . Разумеется. Ты запрещаешь мне смазывать пружины маслом. Для тебя каждый скрип - сигнал тревоги. А ржавая табуретка - активный участник твоей битвы против всеобщей расслабленности.

ЖИЛЬ . Сдается мне, я оброс теориями на все случаи жизни?

ЛИЗА . Почти. Ты не выносишь, когда я навожу порядок на твоем письменном столе, и называешь первозданный хаос в своих бумагах «порядком исторического складирования». Полагаешь, что книги без пыли напоминают чтиво в зале ожидания. Считаешь, что хлебные крошки - не мусор, потому что хлеб мы употребляем в пищу. А совсем недавно уверял меня, будто крошки - это слезинки хлеба, который страдает, когда мы его режем. Отсюда вывод: диваны и кровати полны скорби. Ты никогда не заменяешь перегоревшие лампочки под тем предлогом, что в течение нескольких дней следует соблюдать траур по угасшему свету. Пятнадцать лет обучения в брачном союзе научили меня сведению всех твоих теорий к единственному, но основополагающему тезису: ничего не делай в доме!

Он улыбается мягкой, извиняющейся улыбкой.

ЖИЛЬ . Жизнь со мной - настоящий ад, верно?

Она с удивлением поворачивается к нему.

ЛИЗА . Ты меня растрогал своим вопросом.

ЖИЛЬ . И каков же будет ответ?

Она не отвечает. Поскольку он продолжает ждать, кончается тем, что она уступает с застенчивой кроткостью:

ЛИЗА . Конечно, это ад, но… определенным образом… этот ад меня устраивает.

ЖИЛЬ . Почему?

ЛИЗА . В нем тепло…

ЖИЛЬ . В аду всегда тепло.

ЛИЗА . И у меня там есть место…

ЖИЛЬ . О, мудрый Люцифер…

Умиротворенный ее признаниями, он направляет свое внимание на окружающие его предметы.

ЖИЛЬ . Странно… у меня такое чувство, словно я - новорожденный, но взрослый. Кстати, сколько дней?

ЛИЗА . Пятнадцать…

ЖИЛЬ . Уже?

ЛИЗА . А мне казалось, время течет так медленно.

ЖИЛЬ . По мне, так - стремительно. (Самому себе) Проснулся утром в больнице, рот мокрый, как будто я вышел от дантиста, по коже мурашки бегают, на голове - повязка, в черепе - тяжесть. «Что я здесь делаю? Со мной несчастный случай? Но я жив». Пробуждение, несущее облегчение. Коснулся своего тела, как если бы мне его только что вернули. Я вам рассказал…

ЛИЗА (поправляет его) . Тебе!

ЖИЛЬ (продолжает) . Я тебе рассказал про номер с сиделкой?

ЛИЗА . Номер с сиделкой?

ЖИЛЬ . Сиделка входит. «Рада видеть вас с открытыми глазами, господин Андари». Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, с кем она разговаривает, и вижу, что я совершенно один. Она опять: «Как вы себя чувствуете, господин Андари?» И вид у нее такой уверенный. Тогда я собираю все свои силы, чтобы преодолеть усталость и ответить ей хоть что-нибудь. Когда она уходит, я взбираюсь на кровать, дотягиваюсь до температурного листа - и там это имя: Жиль Андари. «Почему они меня так называют? Откуда это заблуждение?» На Андари ничто во мне не откликается. И в то же время я не могу себе дать и никакого другого имени, в памяти бродят лишь какие-то детские прозвища - Микки, Винни, Медвежонок, Фантазио, Белоснежка. Отдаю себе отчет, что я не знаю, кто я такой. Потерял память. Память о себе. Зато по-прежнему отлично помню латинские склонения, таблицу умножения, спряжение русских глаголов, греческий алфавит. Твержу их про себя. Это меня ободряет. Вернется и остальное. Не может же быть, чтобы, помня назубок умножение на восемь - самое трудное, все знают, - не вспомнить, кто ты есть? Пытаюсь пресечь панику. В какой-то момент мне удается даже себя убедить, что память мне сдавливает повязка, слишком туго охватывающая голову; стоит ее снять, и всё вернется на свои места. Один за другим приходят врачи и сестры. Я рассказываю им о потере памяти. Они серьезно выслушивают. Объясняю им мою теорию сдавливающей повязки. Они моего оптимизма не оспаривают. Несколькими днями позже в палату входит другая сиделка, красивая женщина, без униформы. «Клево, новая сиделка! - говорю я себе. - Но почему она в цивильном?» Она ничего не говорит, только смотрит на меня и улыбается, берет мою руку, гладит меня по щеке. Назревает вопрос: не послана ли мне эта няня для выполнения специальных, специфических функций, «обслуживание страдающих самцов», няня - член бригады путан. Но тут сиделка в цивильном объявляет, что она - моя жена. (Поворачивается к Лизе) Вы действительно в этом убеждены?

Эрик Эммануэль ШМИТТ

МАЛЕНЬКИЕ СУПРУЖЕСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Перевод с французского

Ирины ПРОХОРОВОЙ и

Владимира АЛЕКСЕЕВА

Тел. Ирины Прохоровой:

Дом. + 33.1.46.60.54.41

Сотовый: + 33.6.13.13.85.38

E - mail : [email protected]

Пустая квартира. Темно.

Cлышно как поворачивается ключ в замке..

Дверь открывается. В тусклом свете, падающем из коридора, две тени.

Женщина входит в квартиру, мужчина с чемоданом в руках остается на пороге, не решаясь войти.

Лиза торопливо включает одну за другой лампы и, стоя посреди комнаты, разводит руки, как бы приглашая полюбоваться на декорации, которые она приготовила для спектакля.

ЛИЗА: Ну как? (Он отрицательно качает головой. Она огорчена, но настойчиво продолжает.) Ну, не спеши, сосредоточься. (Он внимательно осматривает комнату, задерживая взгляд на каждом предмете, и обреченно опускает голову.) Ничего?

ЖИЛЬ: Ничего.

(Недовольная его ответом, она делает ему знак поставить чемодан, закрывает дверь и подводит его за руку к креслу.)

ЖИЛЬ: Оно какое-то потрепанное.

ЛИЗА: Я тебе сто раз предлагала обить его заново, но ты отвечал, что мне придется выбирать между тобой и обойщиком.

(Жиль садится в кресло и вскрикивает от боли.)

ЖИЛЬ: Тут не только обивку надо менять, одна из пружин ведет себя довольно агрессивно.

ЛИЗА: Интеллектуальная пружина.

ЖИЛЬ: Не понял…

ЛИЗА: На твой взгляд, для работы годится только неудобное кресло. Эту пружину, которая тебе впивается в левую ягодицу, ты называешь интеллектуальной, острием мысли, пиком бдительности!

ЖИЛЬ: Так кто же я на самом деле: интеллектуал или факир?

ЛИЗА: Пойди, сядь за свой письменный стол.

(Он покорно следует за ней, но, прежде чем сесть на стул, проводит по нему рукой. Когда он садится, раздается металлический скрежет.)

ЖИЛЬ: (Со вздохом.) А что у меня есть теория и на стулья, которые скрипят7

ЛИЗА: Разумеется. Ты же не позволяешь мне капнуть туда масла. Считаешь, что каждый скрип – это сигнал тревоги. Заржавелый табурет активно участвует в твоей борьбе против вселенской расхлябанности.

ЖИЛЬ: У меня что на все есть своя теория?

ЛИЗА: Почти на все. Ты не выносишь, когда я навожу порядок на твоем письменном столе. Ворох бумаг, который на нем громоздится, ты называешь «исторически сложившимся архивом». Ты утверждаешь, что книжные полки без пыли бывают только в залах ожидания, через которые проходят сотни тысяч людей. По твоим понятиям, крошки – это не грязь, это часть хлеба, который мы едим. Ты даже недавно заявил, что крошки – это слезы, которыми плачет хлеб, когда мы его режем и кромсаем. Согласно этой же твоей теории, кровати и диваны полны печали. Ты никогда не меняешь сгоревшие лампочки, так как ты считаешь необходимым несколько дней блюсти траур по погасшему свету. Но за пятнадцать лет нашей супружеской жизни мне наконец удалось вывести из всех твоих теорий одну, самую главную – в доме ничего не надо делать!

ЖИЛЬ: (Виновато усмехается.) Жизнь со мной похожа на ад?

ЛИЗА: (Удивленно.) Ты меня растрогал этим вопросом.

ЖИЛЬ: А как же с ответом?

(Она молчит, но он ждет, и наконец она произносит со стыдливой нежностью в голосе:)

ЛИЗА: Конечно, ад, но… каким-то образом… он дорог мне.

ЖИЛЬ: Почему?

ЛИЗА: В нем тепло.

ЖИЛЬ: Как и полагается в аду.

ЛИЗА: И в нем мое место.

ЖИЛЬ: Слава Люциферу…

(Тронутый ее признанием, он осматривается и гладит расположенные рядом предметы.)

ЖИЛЬ: Странно… У меня такое ощущение, будто я заново родился. Когда… Когда это произошло?

ЛИЗА: Пятнадцать дней назад.

ЖИЛЬ: Всего-то?

ЛИЗА: Мне показалось это очень долгим сроком.

ЖИЛЬ: А мне – коротким. (Про себя) Утром я проснулся в больнице, рот свело, будто я вышел от зубного врача, в щеках колет, на голове повязка, череп словно свинцом налит. «Что я здесь делаю? Неужели я попал в аварию? Слава богу, живой». Пробуждение я воспринял как благо.. Я ощупывал свое тело, словно оно ко мне заново вернулось. Я вам рассказывал?...

ЛИЗА: (Поправляет) Тебе. Говори мне «ты».

ЖИЛЬ: (Спохватывается) Да, я рассказывал тебе, в какой шок привела меня медсестра?

ЛИЗА: Медсестра?

ЖИЛЬ: Ко мне в палату вошла медсестра. «Наконец-то Вы открыли глаза, господин Дюбери!» Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, к кому она обращается, и обнаруживаю, что я в палате один. А она продолжает: «Как Вы себя чувствуете, господин Дюбери?» Вижу, что она вполне уверена в том, что говорит. Я был очень слаб, но кое-как собрал все силы, чтобы произнести хоть пару слов. Когда она ушла, я дотянулся до таблички на моей кровати, где значиться обычно фамилия пациента и его температура. Там было написано: Жиль Дюбери. «Почему меня так называют? Кто-то должно быть ошибся?» Фамилия Дюбери мне ни о чем не говорит. Но я тут же обнаруживаю, что не могу вспомнить, как меня зовут. На ум приходят лишь какие-то имена из детства: Микки, Вини-пух, Фантазио, Белоснежка. И наконец до меня доходит, что я потерял память и ничего о себе не помню. Все, что раньше учил, помню: и латинские падежи, и таблицу умножения, и спряжение русских глаголов, и греческий алфавит. Я даже повторил их для верности. Все в порядке. Это меня успокоило. Возможно вспомню и остальное. Как можно отлично помнить таблицу умножения, даже самое трудное в ней – умножение на 8, и не знать кто ты такой? Я решил не поддаваться панике. Я даже убедил себя, что это повязка на голове слишком сильно сжимает мне виски и блокирует мою память; и как только мне ее снимут, все придет в норму. Врачи и медсестры у моей постели сменяли друг друга. Я им рассказывал о своих провалах в памяти, но они лишь с сочувствием смотрели на меня. Тогда я высказал им свои соображения по поводу повязки на голове. Они не охладили моего оптимизма. Несколько дней спустя в мою палату вошла какая-то красивая женщина без халата. «Ба, – сказал я себе, – новая медсестра! Но почему она одета не как все?» Она ничего не говорила, только смотрела на меня улыбаясь. Потом взяла меня за руку и стала гладить по щеке. Я было подумал, что это какая-то особая сиделка, сиделка с специальной миссией «для утешения страдающих мужчин», сиделка из бригады путан, как вдруг она заявляет мне, что она – моя жена. (Поворачивается к Лизе) Вы действительно уверены в этом?

ЛИЗА: Абсолютно.

ЖИЛЬ: Вы точно не из обслуживающего персонала?

ЛИЗА: Ты должен говорить со мной на ты.

ЖИЛЬ: Вы не… ты не…

ЛИЗА: (Прерывает) Я твоя жена.

ЖИЛЬ: Тем лучше. (Молчит). И вы… И ты уверена, что мы у себя дома?

ЛИЗА: Уверена.

(Он снова осматривает комнату.)

ЖИЛЬ: Я не хочу делать поспешных выводов, но все-таки моя жена мне нравится гораздо больше, чем моя квартира.

(Оба смеются. В шутке Жиля сквозит полная растерянность. Видно как он страдает.)

ЖИЛЬ: Ну, так что будем делать?

ЛИЗА: Сегодня вечером? Располагаться, возвращаться к нашей нормальной жизни.

ЖИЛЬ: А что мы будем делать, если память ко мне не вернется?

ЛИЗА: (Озабоченно). Она вернется.

ЖИЛЬ: Мой оптимизм на пределе и таблетки закончились.

ЛИЗА: Память непременно вернется.

ЖИЛЬ: Пятнадцать дней мне твердят, что достаточно маленького шока и все придет в норму… Я вас увидел и не узнал. Вы принесли мне альбом с фотографиями, я смотрел его и мне казалось, что я листаю телефонную книгу. Мы приехали сюда, и я решил, что это – гостиница. (С болью). Я ничего не узнаю. Я слышу различные звуки, вижу предметы, вдыхаю запахи, но все это не имеет для меня ни малейшего смысла. Вокруг меня богатый, разнообразный и слаженный мир, но я не нахожу в нем своего места. Все твердо и прочно, кроме меня. Меня нет, я исчез.

(Она садится рядом, берет его ладони в свои, пытаясь успокоить.)

ЛИЗА: Просветление наступит. Случаи полной амнезии очень редки.

ЖИЛЬ: Судя по тому немногому, что я о себе узнал, я сам, видать, довольно редкое явление. Да? (Сокрушенно). Что вы будете делать…

ЛИЗА: Что ты будешь делать!

ЖИЛЬ: Что ты будешь делать, если я не приду в себя? Ты ведь не станешь жить с безмозглым двойником, с похожей на меня обезьяной?

ЛИЗА: (Подсмеиваясь над его страхами) Почему бы нет?

ЖИЛЬ: Нет, не станешь, если ты меня любишь, Лиза, если ты меня действительно любишь!

(Лиза перестает смеяться.)

ЖИЛЬ: Если ты любишь меня, ты не сможешь любить моего двойника, мое отражение, мою пустую оболочку, сувенир, который ни о чем не напоминает!

ЛИЗА: Успокойся.

ЖИЛЬ: Если ты меня любишь, ты меня примешь увечным, старым, больным, но при условии, что это буду я сам, а не чурбан с моей внешностью. Если ты меня любишь, ты захочешь меня, а не только мое отражение. Если ты меня любишь… ты…

(Лиза раздражена, встает и начинает ходить взад и вперед по комнате.)

ЖИЛЬ: Скажите, вы любите меня?

ЛИЗА: Ты!

ЖИЛЬ: Ты любишь меня?

(Лиза молчит и с болью смотрит на него. Жиль размышляет, останавливаясь после каждой фразы:)

ЖИЛЬ: Что это – любовь или снисхождение? Одно лишь снисхождение? Незнакомец даже для самого себя. Я даже не уверен, что самому себе нравлюсь…

(Он обхватывает голову руками. Она странно смотрит на него, хочет что-то сказать, но сдерживается. Пауза.)

ЖИЛЬ: А его вы любили?

ЛИЗА: Кого его?

ЖИЛЬ: Его! Меня, когда я еще был я! Вашего мужа!

ЛИЗА: Успокойтесь.

ЖИЛЬ: Ага, вы со мной на вы! Вы, значит, не моя жена! Я должен немедленно уйти!

ЛИЗА: Жиль, успокойся. Я теряюсь от твоих вопросов. Это «вы» вылетело у меня непроизвольно.

ЖИЛЬ: Непроизвольно?

ЛИЗА: Это реакция на твое выканье. Ты обращаешься ко мне на вы и о себе говоришь в третьем лице. Я просто запуталась, уже сама не знаю, где я.

ЖИЛЬ: Я тоже.

ЛИЗА: О чем ты меня спросил?

ЖИЛЬ: Любила ли ты своего мужа.

(Она улыбается. Он поражен, ее молчанием.)

ЖИЛЬ: Если вы его не любили, самое время отделаться от него. Воспользуйтесь тем, что он сам себя потерял, и вытолкайте его за дверь. Вышвырните нас обоих. Наведите порядок. Вы не решаетесь мне признаться, что мы перестали быть счастливы в браке, не так ли? Так давайте воспользуемся ситуацией. Я готов. Скажите мне только, и я уйду. Мне это не составит труда, я все равно не знаю кто я такой и кто вы для меня. Отличная возможность. Лучшей быть не может! Пожалуйста, укажите мне на дверь, прошу вас.

(Лиза, удивленная его реакцией, подходит к нему.)

ЛИЗА: Ты принял лекарства?

ЖИЛЬ: (Раздраженно). Мои страдания неизлечимы! И что это за манера совать мне в рот пилюли, как только речь заходит о чувствах?

ЛИЗА: (Смеется). Жиль!

ЖИЛЬ: Ты еще и смеешься надо мной!

ЛИЗА: (С восхищением). Жиль, это замечательно, ты приходишь в себя! Ведь это одна из твоих излюбленных фраз: «Что за манера совать мне в рот пилюли, как только речь заходит о чувствах?» В этом весь ты.. Ты всегда не выносил людей, которые свое возмущение, огорчение или страхи облегчали успокаивающими средствами. Ты говорил: наша эпоха стала настолько изощренной, что пытается с помощью лекарств руководить нашим сознанием, но ей не удастся пилюлями вытравить из нас человека.

ЖИЛЬ: (Приятно удивлен). Я так говорил?

ЛИЗА: И еще добавлял: мудрость не в том, чтобы избегать чувств, а в том чтобы испытать их сполна.

ЖИЛЬ: Неужели? А вот в вопросе об уборке я придерживался метафизического взгляда и призывал, что ничего делать не надо?

(Обрадованная его просветлением, она целует его в лоб. Жиль притягивает ее к себе, их губы соприкасаются.)

ЛИЗА: (Так же) Отлично.

ЖИЛЬ: Неудивительно.

(Они стоят, прижавшись друг к другу.)

ЖИЛЬ: Это происходило… бурно… или часто?

ЛИЗА: Очень бурно и очень часто.

ЖИЛЬ: Неудивительно.

(Он пытается поцеловать ее в губы, но она отстраняется.)

ЖИЛЬ: Почему?

ЛИЗА: Слишком рано.

ЖИЛЬ: Но это могло бы стать тем самым шоком.

ЛИЗА: И для меня тоже.

ЖИЛЬ: Не понимаю.

(Он снова пытается ее поцеловать, она останавливает его.)

ЛИЗА: Нет. (Он настаивает). Я сказала, нет.

(Она освобождается из его объятий решительно, но мягко.)

(Расстроенный, он обводит глазами комнату и потом, словно осознав свое унижение, бросается к чемодану.)

ЖИЛЬ: Мне очень жаль, но у нас ничего не выйдет. Я ухожу

ЛИЗА: Жиль!

ЖИЛЬ: Ухожу!

ЛИЗА: Жиль!

ЖИЛЬ: Нет, нет, мне лучше вернуться.

ЛИЗА: Куда?

(Жиль застывает на месте.)

ЛИЗА: (Ласково). Тебе больше некуда идти. (Пауза). Ты у себя дома. (Пауза). Здесь ты у себя.

(Он беспокойно оглядывается.)

ЖИЛЬ: Мы в самом деле знакомы? (Она подтверждает улыбкой.) Я не узнаю вас.

ЛИЗА: Ты и себя не узнаешь.

ЖИЛЬ: А кто мне докажет, что вы не пришли в больницу точно в приют для бездомных животных? Вы зашли в отделение амнезиков и спросили, которого из них вы могли бы взять на свое попечение. Глядя на меня, вы подумали: «Вот этот вроде ничего. Он не очень молод, но у него красивые глаза и ухоженный вид. Я отвезу его к себе домой и заставлю поверить, что я – его жена». Вы случайно не вдова?

ЛИЗА: Вдова?

ЖИЛЬ: Мне как-то рассказывали о банде вдов, которые занимались продажей потерявших память мужчин.

ЛИЗА: Жиль, я твоя жена.

(Он ставит чемодан.)

ЖИЛЬ: Тогда расскажи мне про меня, помоги мне найти себя.

(Лиза показывает на развешенные по стенам картины.)

ЛИЗА: Что ты думаешь об этих картинах?

ЖИЛЬ: Они недурны. Это единственное, что мне понравилось в этой квартире.

ЛИЗА: Правда?

ЖИЛЬ: Похоже, они принадлежат кисти одного и того же художника.

ЛИЗА: И этот художник – ты.

ЖИЛЬ: (Непроизвольно). Браво! (Удивленно). Я?

ЛИЗА: Да.

ЖИЛЬ: Оказывается, я не только писатель, но еще и… художник?

ЛИЗА: Стало быть так.

(Жиль рассматривает картины, сначала недоверчиво, потом с восторгом.)

ЖИЛЬ: Смотри-ка, я оказывается замечательный тип, если не считать взглядов на уборку в доме: удачно женат, прекрасный любовник, художник, писатель, создатель всяких теорий. (Растерянно). Я не прочь с собой познакомиться.

ЛИЗА: (^ С иронией). Ты просто очарователен!

(Жиль не замечает иронии.)

ЖИЛЬ: Так что же, я зарабатываю на жизнь и живописью тоже?

ЛИЗА: Нет, только детективами. Живопись – твое хобби

ЖИЛЬ: Ах так… (Смотрит на нее подозрительно). А каким я был мужем?

ЛИЗА: Ты не мог бы уточнить вопрос?

ЖИЛЬ: Я был ревнив?

ЛИЗА: Вовсе нет.

ЖИЛЬ: (Удивленно). Вот как?

ЛИЗА: Ты говорил, что доверяешь мне, и мне это нравилось.

ЖИЛЬ: То есть ты… пользовалась тем, что я не ревнив?

ЛИЗА: Для чего?

ЖИЛЬ: Чтобы возбудить во мне ревность.

ЛИЗА: (Улыбаясь). Нет.

(Он облегченно вздыхает.)

ЖИЛЬ: А я… я хранил тебе верность?

(Она тянет время, забавляясь страхом, проступившим на его лице, и наконец роняет:)

ЛИЗА: Да.

ЖИЛЬ: Уф!

ЛИЗА: (Лукаво). Если ты мне изменял, то тогда у тебя просто дар божий скрывать свои поступки.

ЖИЛЬ: Такого дара я за собой не замечал

ЛИЗА: (Лукаво). Или скорее – способность находиться одновременно в разных местах. Ты ведь почти не выходил отсюда. Все время писал, читал или рисовал. Как бы ты мог это сделать?

ЖИЛЬ: Действительно, как?

(Она подходит и обнимает его.)

ЛИЗА: Твоя верность была очень важна для меня. Я не настолько уверена в себе, чтобы день за днем бороться с соперницами… или с подозрениями.

ЖИЛЬ: Однако, ты производишь впечатление человека прекрасно вооруженного для такой борьбы. Немногие женщины в твоем возрасте…

ЛИЗА: Да, но в том-то и дело, что мир населен не только женщинами моего возраста. В двадцать лет можно не обращать внимания на возраст; но после сорока иллюзии рассеиваются. Женщина начинает ощущать свой возраст, как только она обнаруживает, что есть соперницы помоложе.

ЖИЛЬ: Я… Я заглядывался на женщин помоложе?

ЛИЗА: Конечно.

(Он облегченно вздыхает, хотя беспокойство продолжает мучить его.)

ЖИЛЬ: Это ужасно. Я хожу по краю пропасти. В любой момент может открыться что-нибудь такое, что превратит меня в чудовище. Я иду по натянутой проволоке и мне пока еще удается сохранять равновесие,. Я не страшусь будущего, но полон сомнений насчет своего прошлого. А вдруг оно окажется настолько неприглядным, что я не выдержу и сорвусь? Я двигаюсь к цели, но не знаю, что меня там ждет. Расскажи мне о моих недостатках.

ЛИЗА: (Размышляя). У тебя… у тебя их практически нет.

ЖИЛЬ: Но все же.

ЛИЗА: Ничего не приходит на ум… Нетерпение! Да, ты очень нетерпелив.

ЖИЛЬ: Это плохо?

ЛИЗА: Нет, это прекрасно. Возвращаясь домой, бывало ты начинал раздеваться прямо в лифте. Однажды ты и с меня там сорвал платье. Ты…

(Она смущается, вспоминая об этом вечере.)

ЖИЛЬ: Даже так?...

ЛИЗА: Да. Мы еле успели закрыть дверь.

ЖИЛЬ: Успели?

ЛИЗА: Нет, кажется, нет.

(Смеются.)

ЖИЛЬ: Значит, я могу не бояться возвращения памяти?

(Лиза колеблется ответить. Жиль замечает это и начинает настаивать.)

ЖИЛЬ: Видишь ли, иногда я задаюсь вопросом: а не замкнулся ли мой мозг преднамеренно. Не извлекает ли он выгоду из этого беспамятства?

ЛИЗА: Какую выгоду?

ЖИЛЬ: Может быть ему выгодно чего-то не знать. Неизвестность для него – форма защиты.. Он бежит от правды.

ЛИЗА: (Смущенно). Неужели?

ЖИЛЬ: Может быть, удар, который я получил, был не только физического свойства… Травмы бывают разные…

(Они пристально смотрят друг на друга. Похоже, что оба испытывают страх.)

ЛИЗА: (Не очень уверенно). Я думаю, ты зря беспокоишься.

ЖИЛЬ: Ты уверена?

ЛИЗА: Вполне. Ты не сделаешь никакого неприятного для себя открытия.

ЖИЛЬ: Поклянись.

ЛИЗА: Клянусь.

(Напряжение спадает.)

ЖИЛЬ: Рассказывай мне обо мне. Это стало моей любимой темой

ЛИЗА: Так было всегда.

ЖИЛЬ: Неужели?

ЛИЗА: Надо отдать тебе должное: ты никогда не страдал отсутствием внимания к собственной персоне. Посмотри на свою библиотеку: на всех своих романах ты написал посвящение самому себе. (Берет первую попавшуюся книгу). Вот пожалуйста: «Себе самому посвящаю свою книгу с искренней любовью. Жиль».

ЖИЛЬ: (Смущенно). Какое высокомерие!

ЛИЗА: Это такой у тебя юмор.

ЖИЛЬ: Попахивает самовлюбленностью.

ЛИЗА: Нет, это тот самый юмор, за которым кроется правда.

ЖИЛЬ: Надеюсь, я тебе тоже писал посвящения?

ЛИЗА: (Смеется). Да. (Направляется к другой полке и берет книгу). «Лизе, моей жене, моей совести, моей больной совести, моей любви, той, которую я обожаю и которой я не достоин. Жиль.»

(Лиза взволнована, эти строки уносят ее в прошлое, у нее на глазах слезы.

Он молча смотрит на нее, пытаясь понять.

^ Она тяжело, словно под грузом воспоминаний, опускается на стул.)

ЖИЛЬ: Лиза…

ЛИЗА: Прости меня. Воспоминания нахлынули.

ЖИЛЬ: Но я здесь. Я еще жив.

ЛИЗА: Да, но прошлое… – его больше нет. (Пытается улыбнуться сквозь слезы). Я тебя очень любила, Жиль, очень.

ЖИЛЬ: Это звучит как: «Я очень страдала, очень».

ЛИЗА: Возможно. Я не знаю любви без страданий.

ЖИЛЬ: (Ласково). Я заставлял тебя страдать?

ЛИЗА: (Явно говоря неправду). Нет.

(Он не настаивает.

Лиза старается привести в порядок свои чувства.)

ЛИЗА: Что еще рассказать о тебе? Ты обожаешь шляться по магазинам, что довольно редко для мужчины. Ты можешь даже выдержать целый час в магазине женской обуви, что достоино похвалы. Ты всегда даешь ценные советы по поводу моей одежды, советы эстета, а не мужлана, которому важны лишь марка и цена. Иногда мы назначаем друг другу свидания в чайных салонах.

ЖИЛЬ: Так я люблю пить чай?

ЛИЗА: И пьешь с большим удовольствием. Ты, кажется, огорчен?

ЖИЛЬ: Я представлял себя более мужественным… Все эти шмотки, магазины, чай… прямо подружка какая-то.