Иоффе Адольф Абрамович в исторических источниках часто упоминается как Виктор Крымский. Он был ярым участником революционного движения, несмотря на свое происхождение из богатой семьи. С приходом советской власти стал дипломатом. Его рукой было подписано несколько важнейших мирных договоров. Политическая деятельность этого человека могла бы продолжиться, но все решила коварная инфекция и утрата веры. Кем был Адольф Абрамович?

Жизнь до Февральской революции

На свет Иоффе Адольф Абрамович появился 10.10.1883 года в семье богатого купца из Симферополя. Отцу принадлежали транспортные средства по всему Крыму. Он предоставил второму сыну хорошее образование:

  • университет в Берлине - медицинский факультет, который он не окончил;
  • университет в Цюрихе - слушал лекции на юридическом факультете;
  • университет в Вене - выучился на врача, увлекался психиатрией, был слушателем и последователем Адлера.

С начала двадцатого века он занимался революционной деятельностью, был участником событий 1905-го. Спустя год его сослали в Сибирь, но молодому человеку удалось бежать и поселиться в Швейцарии, затем в Берлине.

Иоффе Адольф Абрамович, биография которого имеет отношение к революции в России, не прерывал связь со своей страной. Он нелегально ее посещал, организовывая работу среди революционно настроенных представителей рабочего класса.

С 1908 года у Иоффе зародились дружеские отношения с Троцким. В Вене они вместе выпускали газету «Правда».

Так продолжалось четыре года, пока Адольфа Абрамовича не арестовали в Одессе. Он был отправлен в Тобольск, год спустя арестован повторно. На этот раз наказание было более суровым: лишение прав со всем состоянием, пожизненная ссылка в Сибирь.

Участие в событиях 1917 года

После февральских событий Иоффе Адольф Абрамович был отпущен. Он приехал в Петроград и стал членом организации, возглавляемой Троцким. Вместе они выпускали журнал «Вперед».

Летом 1917 года политика выбрали в Петроградскую думу. Приехав с каторги, он был меньшевиком, теперь же возглавлял большевиков.

Как же сложилась его судьба после Октябрьской революции?

Дипломатическая деятельность

Иоффе Адольф Абрамович был назначен в Народный комиссариат иностранных дел. Он участвовал в следующих внешнеполитических событиях:

  • совещание в Брест-Литовске касательно договора с Германией;
  • подписал мирный договор с Эстонией;
  • мир с Латвией, Литвой;
  • председательствовал на мирных переговорах с поляками;
  • представитель от РСФСР на Генуэзской конференции;
  • проводил мирные переговоры с представителями басмачей.

Он работал советским дипломатом в Германии. Но из-за проводимой там революционной подготовки был выдворен из страны со всем политическим представительством РСФСР в 1918 году. Через четыре года стал чрезвычайным послом в Японии и Китае. Служил представителем правительства своей страны в Пекине. Опубликовал «Декларацию», которая была составлена им совместно с Сунь Ятсеном.

К 1927 году был назначен профессором по советскому праву в МГУ. Также занимал пост заместителя Председателя Главконцесскома СССР при Троцком.

Болезнь и предсмертное послание

Работая в Японии, А. А. Иоффе подхватил тяжелую инфекцию - множественный полиневрит. Из-за недуга его направили в Австрию, где в 1924 году он стал занимать пост политического представителя в Вене.

Болезнь лишила его возможности передвигаться. Он вынужден был находиться в постели. Вести активную политическую деятельность в таком положении он не мог. Душевное состояние деятеля подкосило решение Центрального комитета, который отказал ему в предоставлении финансовой помощи для терапии за границей.

Перед смертью А. А. Иоффе написал прощальное письмо на десяти страницах. Оно предназначалось Троцкому, которого он призывал к ведению бескомпромиссной борьбы.

Не стало политика и революционера 17.11.1927 года. Он покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе в голову.

Могила политика стала памятным местом

Похоронили останки политика на Новодевичьем. Гроб несли его коллеги по дипломатической деятельности - Литвинов, Чичерин, Карахан. Прощальную речь у гроба произнес Троцкий. Она стала последним публичным выступлением революционера и товарища покойного.

С начала двадцать первого века посольство Эстонии в Москве ежегодно отмечает на могиле Иоффе годовщину подписания Тартуского договора. Главой делегации от Советской России выступил именно Иоффе. По итогам этого соглашения Эстония получила значительные земли, часть золотого запаса Царской России и прочие уступки со стороны советской власти.

В памятном мероприятии принимают участие многие эстонцы, которые проживают в Москве, в том числе работники посольства.

Личная жизнь

Иоффе Адольф Абрамович (1883-1927) был женат дважды. Первой его супругой была Берта Ильинична, в девичестве носила фамилию Цыпкина. Она родила ему в 1906 году дочь Надежду. С 1929 года дочь находилась в ссылках и лагерях, пока не была освобождена после двадцати лет скитаний. Умерла женщина в 1999 году.

Вторую супругу звали Мария Михайловна, в девичестве - Гиршберг. Женщина, как и дочь Надежда, двадцать лет провела в лагерях. Умерла она в 1989 году. Она родила ему сына Владимира в 1919 году. В восемнадцатилетнем возрасте его расстреляли в Томске во время репрессий тридцатых годов прошлого века.

От дочери сохранилось много воспоминаний об отце. Она описывала его характер, привычки, отношение к коллегам по революционной деятельности. Надежда представляла отца как человека организованного, в определенной мере педантичного. Он не любил опаздывать, считая, что все нужно делать вовремя. По ее словам, Иоффе увлекся идеей революции из-за книг, которые читал в юности.

Родился в караимской семье богатого симферопольского купца Абрама Яковлевича Иоффе. Окончив гимназию, в 1903-1904 учился на медицинском факультете Берлинского университета. Учёбу чередует с революционной деятельностью в России и Германии. В 1906-1907 учился на юридическом факультете Цюрихского университета.

В 1904 году вступил в РСДРП, вёл революционную работу в Баку и Москве, участвовал в революционных событиях 1905 года, на IV (Стокгольмском) съезде РСДРП был назначен членом Заграничного бюро ЦК РСДРП.

В 1906 году выслан в Сибирь, бежал из ссылки и эмигрировал в Швейцарию, позже поселился в Вене, где с 1908 года вместе с Львом Троцким издавал газету «Правда», т. н. «Венскую „Правду“», и вёл в ней международное обозрение (в 1912 году большевики организовали собственную газету «Правду», по поводу чего были многочисленные споры). Нелегально приезжал в Россию организовывать революционную работу среди рабочих и новый съезд РСДРП.

Троцкий писал о нём: "несмотря на чрезвычайно внушительную внешность, слишком внушительную для молодого возраста, чрезвычайное спокойствие тона, терпеливую мягкость в разговоре и исключительную вежливость, черты внутренней уравновешенности, - Иоффе был на самом деле невротиком с молодых лет". В Вене Иоффе лечил Альфред Адлер.

В 1912 году был арестован в Одессе и сослан в Тобольскую губернию, и до февральской революции находился на сибирской каторге: в 1913 году и 1916 году вновь арестован и осужден на вечную ссылку в Сибирь.

1917 год в Петрограде

В 1917 году освобождён, приехал в Петроград как меньшевик-интернационалист, вошел в организацию «межрайонцев», возглавляемую Троцким. Вместе с Троцким издавал журнал «Вперёд».

С тех пор, как 10 мая 1917 года, на конференции «межрайонцев», Ленин предложил объединиться, - к чему многие члены организации, в том числе А. В. Луначарский, отнеслись скептически, - вместе с Троцким боролся за объединение с большевиками. На VI съезде РСДРП(б) (26 июля - 3 августа 1917), оформившем это объединение, был избран, по одним данным - членом, по другим - кандидатом в члены ЦК.

В августе 1917 года был избран в Петроградскую городскую думу, где возглавил фракцию большевиков. Был также членом Демократического совещания и Предпарламента. Член Петроградского Военно-революционного комитета., по свидетельству Л.Троцкого во время Октябрьского переворота 24-25 октября был председателем Петроградского Военно-Революционного комитета, то есть формальным руководителем переворота большевиков.

Был делегатом 2-го Всероссийского съезда советов и избран членом ВЦИК.

После Октябрьской революции был направлен на работу в Наркомат иностранных дел. С 20 ноября 1917 до января 1918 председатель (затем член и консультант) советской делегации на переговорах о мире с Германией в Брест-Литовске. 2 декабря 1917 в числе других подписал перемирие с Германией и её союзниками. По вопросу о заключении мира с Германией стоял на позициях Троцкого - «ни мира, ни войны».

Ни тени ни недовольства Вами, ни недоверия к Вам у меня нет. Нет и у цекистов, насколько я их знаю, говорил с ними, видел их отношение к Вам.

В 1919-1920 годах член Совета обороны и нарком госконтроля УССР. Затем организатор Рабоче-Крестьянской Инспекции. Как дипломат подписал мирные договоры с Эстонией, Латвией и Литвой. С 1921 года председатель делегации на мирных переговорах с Польшей, после этого назначен председателем Турккомиссии ВЦИК и СНК СССР и членом Туркбюро ЦК ВКП(б). Глава делегации на Чанчуньской конференции. С 1922 года чрезвычайный посол в Китае и Японии. В Японии в 1923 году Иоффе заболел тяжелой инфекционной болезнью известной как множественный полиневрит. В связи с этим он был направлен в Австрию, где прошел курс лечения - с 1924 года Иоффе полпред в Вене. В ноябре следующего года посещал Вену для лечения.

Будучи ещё с венских времен верным сторонником Троцкого, Иоффе с 1923 года принадлежал к левой оппозиции.

Преподавал на кафедре международных отношений МГУ. После назначения Л.Д. Троцкого председателем Главного концессионного комитета СССР с июня 1925 года был заместителем председателя В 1925-1927 годах заместитель Председателя Главконцесскома СССР Троцкого.

Болезнь и смерть

Тяжелая болезнь, приковавшая его к постели, лишила Иоффе возможности активно участвовать в борьбе, при этом ЦК отказал ему в деньгах, достаточных для лечения за границей, что и стало, по его собственному признанию, причиной самоубийства (застрелился).

В своем 10-страничном предсмертном письме, адресованном Троцкому, Иоффе призывал лидера оппозиции к бескомпромиссности.

Писал Иоффе. Начиналось письмо словами: «Я всегда стоял на той точке зрения, что политический общественный деятель должен так же уметь вовремя уйти из жизни, как, например, актер - со сцены, и что тут даже лучше сделать это слишком рано, нежели слишком поздно».

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Гроб с телом покойного несли советские дипломаты - Чичерин, Литвинов, Карахан.

Троцкий в своей речи на могиле Иоффе произнес: «…Такие акты, как самовольный уход из жизни, имеют в себе заразительную силу. Но пусть никто не смеет подражать этому старому борцу в его смерти - подражайте ему в его жизни!».

Семья

Супруга Мария Михайловна 20 лет провела в сталинских лагерях, сын Владимир (1919-1937) расстрелян в Томске. Дочь от первого брака - Надежда (1906-1999) в ссылках и лагерях провела в общей сложности около 20 лет (с 1929 года).

Память об Адольфе Йоффе

Посольство Эстонии в России начиная с 2001 года отмечает годовщину подписания Тартуского мирного договора памятным мероприятием на могиле Адольфа Йоффе на Новодевичьем кладбище в Москве. В этом мероприятии, ставшим доброй традицией, принимают участие не только посол Эстонии, дипломаты и работники посольства с членами своих семей, но и другие, находящиеся в Москве эстонцы.

КТО ТАКОЙ АДОЛЬФ ИОФФЕ?

(Иоффе Н. Мой отец - Адолльф Абрамович Иоффе.

Воспоминания, документы и материалы.

М.: Возвращение, 1997, 143 с.)

Михаил Воейков

Эта книга вышла в Москве небольшим тиражом и осталась почти незамеченной. А жаль, при скромном своем объеме она содержит богатый материал об одном из интереснейших деятелей революционной поры. Здесь кроме очень интересных воспоминаний дочери А.Иоффе помещены многие совершенно неизвестные или мало известные документы. В частности, весьма любопытные письма А.Иоффе к Ленину и Троцкому. Особенно интересно предсмертное письмо А.Иоффе, где он объясняет причины своего самоубийства в ноябре 1927 года. Обо всем этом несколько ниже.

Итак, кто же такой Иоффе? Мы много слышали и читали о деятелях революции первого ряда, а вот деятели, так сказать, второго ряда оказались в тени. Более того, если эти люди проявляли принципиальность и революционную стойкость, не согнулись под сталинским режимом, то их сталинисты опорочили, а потом и заставили забыть. К таким деятелям в полной мере относится Адольф Абрамович Иоффе.

А. Иоффе родился 10 октября 1883 г. в семье состоятельного еврейского купца, в Крыму. В конце 90-х гг., будучи еще гимназистом, принял активное участие в революционном движении, вступил в РСДРП. Скрываясь от постоянных провалов в революционной работе, эмигрировал и жил в Германии и Австрии. В 1908 г. окончил медицинский факультет венского университета, там же вместе с Л.Троцким издавал газету “Правда”. В июле 1917г. в составе группы “межрайонцев” на VI съезде партии был избран членом Центрального Комитета.

Затем начинается самое интересное в биографии Иоффе. Во время Октябрьского восстания - член Военно-революционного Комитета, первый глава советской делегации на Брест-Литовских переговорах, первый посол Советской России в Берлине (с апреля по ноябрь 1918 г.), один из руководителей советской делегации на Генуэзской конференции, посол Советской России в Австрии, Китае, Японии. Можно сказать, что А.Иоффе был первым советским дипломатом или, как его иногда называли “дипломатом революции”. Франц Меринг еще в1918г. отзывался о нем как об одном из “выдающихся представителей Со-

______________________

Воейков Михаил Илларионович - д.э.н., ИЭ РАН.

ветской власти”. Затем постепенное отстранение от всех партийных и государственных должностей, сложная и продолжительная болезнь, запрет со стороны сталинского ЦК на лечение за границей, и в ноябре 1927г. - самоубийство.

Но самое интересное - это поведение Иоффе, его политический выбор в 20-х годах. Почему он покончил с собой в 1927г.? Конечно, он был тяжело болен и перспектив для квалифицированного излечения в Москве у него не было, для лечения за границей его не выпускали. И тем не менее его самоубийство - это политический шаг в борьбе со сталинской фракцией в партии, с губительным сталинским курсом социально-экономической политики.

А.Иоффе был многолетним сторонником и другом Л.Троцкого, активным деятелем “левой оппозиции”. Это более или менее известно. Но совершенно неизвестно, что он был наиболее бескомпромиссным борцом со сталинизмом. Более того, он упрекал Троцкого, когда последний пытался найти какие-то компромиссы со сталинской группировкой в партии, отступал от своих же принципиальных позиций. Так, в предсмертном письме от 16 ноября 1927г. он писал Л.Троцкому: “Вы политически всегда были правы, начиная с 1905 года, и я неоднократно Вам заявлял, что собственными ушами слышал, как Ленин признавал, что и в 1905 году не он, а Вы были правы. Перед смертью не лгут, и я еще раз повторяю Вам это теперь... Но Вы часто отказывались от собственной правоты в угоду переоцениваемых Вами соглашению, компромиссу. Это ошибка” (с. 111).

К середине 20-х годов в партии сложилась обстановка травли честных и принципиальных революционеров, действительных соратников Ленина. Это вызывало многочисленные беспокойства и сопротивление с их стороны. Эти люди чувствовали надвигающийся переворот и как могли пытались сопротивляться. А.Иоффе выбрал самоубийство. “Если позволено сравнивать великое с малым, - писал он в том же письме Л.Троцкому, - то я сказал бы, что величайшей важности историческое событие - исключение Вас и Зиновьева из партии, - что неизбежно должно явиться началом термидорианского периода в нашей революции, и тот факт, что меня после 27 лет революционной работы на ответственных постах ставят в положение, когда не остается ничего другого, как пустить себе пулю в лоб, - с разных сторон демонстрируют один и тот же режим в партии...” “В этом смысле моя смерть является протестом борца, который доведен до такого состояния, что никак и ничем иначе на такой позор реагировать не может” (с. 110).

На деградацию многих членов партии Иоффе обратил внимание много раньше. В 1925г. он говорил, что многие не отдают себе отчет в том вырождении, которое претерпела партия. “Подавляющее большинство ее, во всяком случае, решающее большинство - чиновники; они гораздо больше заинтересованы в назначениях, повышениях, льготах, привилегиях, чем в вопросах социалистической теории или в событиях международной революции. В нашей политике они видят донкихотство. Под политическим реализмом (они в парадных речах отождествляют его с ленинизмом) они понимают заботу о собственных интересах” (с. 127). Всю эту нечисть А.Иоффе раскусил уже в начале 20-х гг., а наш народ терпел эту “партгосноменклатуру” до самого 1991г. Но и после этого стало не легче, а во многом даже хуже.

В книге имеется немало любопытных мест и сюжетов. Так, например, будучи послом в Берлине А.Иоффе писал Ленину в мае 1918 г. о незаменимости Л.Красина, который тогда работал под его началом. Но при этом указывал, что “Красину необходимо платить, совершенно не сообразуясь с нашими декретами. Здесь я платил ему 5000 марок в месяц, уж во всяком случае, не меньше нужно дать в рублях” (с. 61).

Еще один любопытный и малоизвестный факт нашей истории касается убийства в 1918г. германского посла графа В.Мирбаха. И раньше было не совсем понятно довольно мягкое отношение Германии к убийству своего посла в Москве. Документы, публикуемые в книге, проливают неожиданный свет на все это дело. В июне 1918г. А.Иоффе писал в Народный комиссариат иностранных дел в Москву, что убийство Мирбаха “настолько на руку немцам, что я в первый момент подумал, не сами ли они это подстроили... Надо понимать так, что для них желательно, чтобы мы доказали участие Антанты в этом деле... Особого огорчения смертью Мирбаха тоже незаметно” (с. 65-66).

Однако главное в книге - это убедительная демонстрация принципиальной позиции А.Иоффе во внутрипартийной борьбе за справедливую и честную политику. Он и в проведении внешней политики стремился исходить из идеалов мировой революции, а не сугубо внутриполитических проблем, которые рано или поздно повели бы к созданию нового российского империализма. Вот, например, что А.Иоффе, будучи полпредом в Китае, писал В.И.Ленину в октябре 1922г.: “Одно из двух: либо наша мировая политика по-прежнему сводится к борьбе против мирового империализма за мировую революцию, либо нет. Если нет, то я, значит, нашей нынешней мировой политики не знаю и не понимаю и, следовательно, не могу проводить ее в жизнь”. В другом письме уже Л.М.Карахану он писал: “Оставляю за собой право не проводить в исполнение политических решений даже самого ЦК, если они мне кажутся несуразными”. Может быть, это покажется кому-нибудь капризностью и неуправляемостью, но для того времени, это было революционной принципиальностью в самой чистой и высокой степени.

А.Иоффе даже Л.Троцкого обвинял в нарушении демократии внутри оппозиционного движения. В письме Троцкому от 27 августа 1927г. писал: ” Не начинает ли и внутрь оппозиции проникать тот режим, который установлен большинством ЦК для всей партии и против которого мы (оппозиция) ведем столь упорную борьбу? Аппаратная верхушка решает, а все остальные лишь принимают ее решения. Допустимо ли, чтобы 13 оппозиционных членов ЦК и ЦКК делали заявления от имени всей оппозиции без предварительного обсуждения внутри оппозиции как факта подачи заявления, так и содержания его?” (с. 100). Это важнейший момент политической биографии А.Иоффе. Это означает, не только то, что и сама оппозиция была, как говорится, не без греха на счет демократии. Но главное, что среди нее были люди кристальной честности и принципиальности. К сожалению, такие люди далеко не всегда хотят и умеют демонстрировать свои достижения и заслуги, а от того часто остаются неоценимыми и забытыми. Почти это и случилось с АИоффе.

Сегодня пришло время вспоминать всех и все. Кстати, недавно был опубликован объемистый сборник работ А. Иоффе 20-х годов. Опубликован, правда, в США, стараниями прогрессивного издательства “Iskra Research”: А.Иоффе. Дипломат революции. - Cambridge, 1998, 450 с. Книга включает многие доклады, статьи, письма, некоторые материалы публикуются впервые.

Все-таки еще очень многое из реальной нашей истории скрыто под спудом. Поэтому особенно важно помнить о событиях и людях так, как это было в реальной истории, как эти люди того заслужили. Адольф Абрамович Иоффе должен быть поставлен в первые ряды бескомпромиссных борцов за идеалы социализма с нараставшей тучей сталинщины и первой ее жертвой. Интересно написанная Надеждой Иоффе и умно составленная редактором В.Малиновским, эта книга представляет собой ценный источник для нашей памяти, для восстановления реальной и правдивой истории.

6 июня на 87-м году жизни умер человек, который сделал Симферопольскую городскую сеть лучшей в Советском Союзе, почетный гражданин столицы Крыма под №1.

Адольф Абрамович Иоффе проработал в «Крымэнерго» 55 лет: всего месяц назад в актовом зале Симферопольского городского РЭС состоялось рабочее совещание, посвященное этой знаменательной дате, на котором заслуженный энергетик сделал доклад о мероприятиях по снижению количества аварий в кабельных линиях столицы Крыма. В этом же зале состоялась гражданская панихида. Вполне вероятно, что это был единственный раз за всю историю Симферопольской городской электросети, когда на режимный объект энергетики был открыт свободный вход всем без исключения посетителям…

Зал не вмещал всех желающих: люди шли нескончаемым потоком, многие, попрощавшись с усопшим и выразив соболезнования близким, тут же уходили, уступая дорогу другим, несущим траурные букеты… Выступающие говорили о принципиальности и самоотдаче, о верности своему слову и дружбе, о правде, сказанной без оглядки на чины и бескорыстном служении профессии. В зале плечом к плечу стояли крымские политики и электромонтеры в замасленных робах, сотрудники «Крымэнерго» и крупные предприниматели, одинаково вытирали слезы родные покойного и коллеги Адольфа Абрамовича.

На гражданской панихиде побывали глава Симферополя Виктор Агеев, депутаты Государственного Совета Республики Крым во главе с председателем Владимиром Константиновым, представители Совета Министров, члены Общественной палаты Республики Крым (для них мероприятие носило более личный характер, ведь сын Адольфа Абрамовича Григорий Иоффе возглавляет Общественную палату РК), уполномоченный по правам человека в Республике Крым Людмила Лубина, глава комитета Госсовета по вопросам законодательства Ефим Фикс, глава администрации Симферополя Геннадий Бахарев, ректор Крымского федерального университета Сергей Донич, представители общественно-политических кругов Республики Крым и бывшего руководства Крыма (бывший глава парламента Борис Дейч, бывший глава Симферополя Геннадий Бабенко и многие другие).

От имени энергетиков соболезнования родным и близким выразили министр топлива и энергетики Республики Крым Сергей Егоров и генеральный директор ГУП РК «Крымэнерго» Виктор Плакида, а также руководители и сотрудники симферопольских подразделений ГУП РК «Крымэнерго» - как работающие сейчас, так и те, кому выпала честь работать с Адольфом Абрамовичем ранее. По единодушному мнению энергетиков, смерть Адольфа Абрамовича стала серьезной утратой для отрасли.

Адольф Иоффе мечтал стать инженером-электриком с раннего детства, но к мечте шел довольно сложным путем. В 15 лет, приписав себе два года, он пошел в военное училище - Адольф Абрамович не скрывал, что сделал это, беспокоясь за мать: отец умер рано, и семья голодала. И в 1944 году уже участвовал в боях под Варшавой. Потом были годы института и работа на электростанции «Чита-1». Адольф Иоффе очень уважал существовавшее тогда правило: путь к инженерным должностям предоставлялся только после работы на низших, рабочих должностях. Заслуженный энергетик УССР и Крыма начинал с машиниста котла, турбиниста, дежурного по щиту управления…

Вернувшись на родину, в Симферополь, он хотел работать в «Крымэнерго», однако мечта сбылась лишь в 1960 году. И - стала его судьбой… Начав с мастера службы подстанций Симферопольского сетевого района, Адольф Абрамович стал начальником службы, потом начальником РЭС, директором Горэлектросети Симферополя, затем советником Председателя правления - Генерального директора ОАО «Крымэнерго». Более полувека каждый день, до самой своей смерти, Адольф Абрамович приходил на рабочее место.

Принципиальный, порой - резкий, никогда не признававший чинов, ставивший во главу угла качественное выполнение работы - Адольф Иоффе менял технологии, конструкции, увеличивая надежность и облегчая труд рабочих. В результате Симферопольская городская сеть первой в Советском Союзе перевела свои сети с 6 на 10 киловольт (это было серьезное достижение по тем временам) и первой внедрила множество серьезных улучшений, которые облегчают жизнь энергетиков и сегодня - не только в нашей стране, но и за рубежом.

В 1988 году бюллетень Министерства энергетики УССР написал о Симферопольской горсети так: «По всем производственным показателям Симферопольский городской РЭС-1 занимает ведущее место среди аналогичных подразделений Минэнерго СССР. По надежности электроснабжения потребителей, экономичности и безопасности этот РЭС является одним из лучших районов электросетей Советского Союза».

Чтобы распространить передовой опыт Крыма на весь Союз, в Минэнерго СССР приказном порядке направило Адольфа Абрамовича читать лекции в Ленинградском институте повышения квалификации руководящих кадров энергетики. Почти 10 лет, до самого развала Союза он обучал других тому, что досконально знал сам. Семь авторских свидетельств, золотые и серебряные медали ВДНХ признали лишь самую серьезную часть его работы. А энергетика требовала внимания ежечасно: и днем, и ночью, и в праздники, и в будни. И Адольф Иоффе отдавал любимому делу все, что только мог.

В какой-то момент он понял, что изменить еще больше можно, взяв на себя ответственность не только за горсеть, но и за весь город. За особые заслуги сессия городского Совета единогласно присвоила Адольфу Иоффе звание почетного гражданина города Симферополя: это был первый случай такой награды, и удостоверение носило особый номер - «1».

Адольф Абрамович неоднократно избирался депутатом горсовета Симферополя, работал первым заместителем председателя Симферопольского горисполкома, был членом городского исполкома, с 2002 по 2006 год - депутатом Верховного Совета Крыма. Его боялись за резкость суждений, уважали - за принципиальность, строгое следование букве закона и отсутствие чинопочитания.

Одна из любимых цитат Адольфа Иоффе - высказывание академика П. Л. Капицы: «Чтобы появилось желание творить в основе должно лежать недовольство существующим, то есть надо быть инакомыслящим». Вполне возможно, что именно инакомыслие и стало причиной ухода энергетика из большой политики…

Адольф Абрамович не давал поблажек ни другим, ни себе: жил в простой квартире на 4 этаже и умер там же, такую же простую машину почти сразу после покупки подарил сыну, обходясь в жизни самым необходимым. Единственную роскошь, которую он признавал - это знания и хорошие книги - особенно по истории. Писал и сам: на счету Адольфа Иоффе более 50 научно-технических публикаций, методические пособия и книги. Последнюю, завершенную совсем недавно, автор уже не увидит…

Со смертью Адольфа Иоффе ушла целая эпоха, и его опыта наверняка будет недоставать - особенно сейчас, когда Крым так сильно уязвим в сфере энергетики. Но… «Чем трудней — тем интересней!», — любил повторять Адольф Абрамович. А потом добавлял: «Спокойно! Будет еще интересней!»

"МК в Крыму" выражает соболезнования родным и близким Адольфа Абрамовича.

Купца-миллионера Абрама Яковлевича Иоффе: «он был владельцем всех почтовых и транспортных средств в Крыму, имел собственный дом в Москве, звание потомственного почётного гражданина и считался „любимым евреем“ министра Витте », - вспоминала Надежда Иоффе .

Очень рано женился.

Дочь Иоффе вспоминала, что однажды спросила его, как, будучи выходцем из такой семьи он стал революционером, на что, засмеявшись, он ответил: «Наверное потому, что мальчиком я был очень толстым. Стесняясь своей полноты, я не бегал, не играл в подвижные игры, не ходил на танцы. Сидел и читал книги. Вот и дочитался» .

1917 год в Петрограде

11 марта 1918 года в телеграмме - за подписью Иоффе - на имя Ленина от имени петроградского Бюро ЦК было предложено назначить Троцкого наркомвоенмором, ранее ушедшего в отставку с поста наркоминдела после утверждения Брестского мира .

Ни тени ни недовольства Вами, ни недоверия к Вам у меня нет. Нет и у цекистов , насколько я их знаю, говорил с ними, видел их отношение к Вам.

В августе 1921 года участвовал вместе с Назиром Тюрякуловым в мирных переговорах с лидером басмачей Шермухамадбеком (Куршермат). Встреча с лидером басмачей состоялась в ставке Шермухаммадбека (Куршермат), рядом с Маргиланом в кишлаке Арабмазор Ферганской области, при посредничестве Саидумархужа Файзиходжаева.

В Японии в 1923 году Иоффе заболел тяжелой инфекционной болезнью, известной как множественный полиневрит . В связи с болезнью был направлен в Австрию , где прошёл курс лечения. С 1924 года - полпред в Вене.

Будучи ещё с 1912 года верным сторонником Троцкого, Иоффе с 1923 года принадлежал к левой оппозиции .

Личность

Его дочь вспоминала: «Отец был человеком очень организованным, может быть, даже педантичным. Он никогда не опаздывал, любил повторять, что когда он приходит на заседание, назначенное в 6 часов - часы бьют шесть» . «Вкусы отца были строго классическими: в прозе - Толстой, в поэзии - Пушкин» .

Семья и репрессии

Первая супруга - Берта Ильинична (урожд. Цыпкина) . Дочь от первого брака - Надежда (1906-) в ссылках и лагерях провела в общей сложности около 20 лет (с 1929 года) .

Супруга Мария Михайловна (урожд. Гиршберг ; 1896-1989) 20 лет провела в сталинских лагерях, сын Владимир (1919-) расстрелян в Томске .

Память об Адольфе Иоффе

Посольство Эстонии в России, начиная с 2001 года, отмечает годовщину подписания Тартуского мирного договора памятным мероприятием на могиле Адольфа Иоффе на Новодевичьем кладбище в Москве. В этом мероприятии, ставшим традицией, принимают участие не только посол Эстонии, дипломаты и работники посольства с членами своих семей, но и другие, находящиеся в Москве эстонцы.

Напишите отзыв о статье "Иоффе, Адольф Абрамович"

Примечания

Ссылки

  • VI съезд РСДРП(б). Протоколы
  • В. И. Овчаренко
  • Алексей Попов
  • - статья из Электронной еврейской энциклопедии

Литература

  • «Деятели СССР и революционного движения в России. Энциклопедический словарь», М., Советская Энциклопедия, 1989
  • Троцкий Л. Д., «Портреты революционеров», М, 1991
Предшественник:
Николай Кудашев 		Полпред СССР в Китае

- 		Преемник:
Лев Карахан
Предшественник:
Ауссем, Владимир Христианович 		Полпред СССР в Австрии

12 декабря 1924 - 19 июня 1925 		Преемник:
Берзин, Ян Антонович

Отрывок, характеризующий Иоффе, Адольф Абрамович

Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.

1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d"Ideville. «Une ville occupee par l"ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu"on m"amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c"est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.

Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.